Закованные в броню - Элена Томсетт

– Miserere, мадам! – взмолился Карл. – Моя последняя фраза была самой длинной из того, что я сказал за последние полгода!

– В самом деле?

Эльжбета Радзивилл решительно поднялась с места и надела на голову шляпу с вуалью.

– Прощайте, сударь. Мне пора.

Она грациозно наклонила головку в знак прощания и собралась покинуть корчму, но в это время в низкий зал стремительно вошли три высоких стройных молодых человека, облаченных в темные походные камзолы и плащи, сапоги которых были щедро усыпаны дорожной пылью.

– Эльжбета?! – в изумлении воскликнул один из них, широко раскрывая такие же темно-золотистые, как у молодой женщины, глаза.

– Кароль! Ну, наконец-то!

Карл Ротенбург успел заметить, как просияло лицо молодого человека, навстречу которому поспешила его прекрасная незнакомка. Затем, когда они оба упали друг другу в объятья, он отвернулся, прилагая усилие, чтобы оторваться от созерцания этой неприятной для него картины, и встретил откровенно насмешливый взгляд темных искристых глаз второго из вошедших в корчму молодых людей, который оказался, к его величайшему удивлению, князем Острожским.

– Рад видеть вас в Плоцке, барон! – протянул ему руку первым поляк и, немедленно обернувшись к стоявшему рядом с ними третьему молодому человеку, представил их друг другу: – Карл фон Ротенбург, племянник Куно Лихтенштейна. Пан Донатас Доманский, свитский великого князя Витовта. А сладкая парочка, – указывая глазами на оживленно обменивающихся приветствиями прекрасную литвинку и ее спутника, добавил он, – мои кузены из Литвы Кароль и Эльжбета Радзивилл.

– Черт возьми, Эльжбета! – воскликнул Кароль Радзивилл, обнимавший сестру, от удивления выпуская ее из своих рук. – Что ты тут делала в обществе одного из людей великого магистра?! Ты же ненавидишь рыцарей Ордена Черного Креста!

– Так вы еще и крестоносец! – с упреком сказала Эльжбета, глядя на Карла Ротенбурга.

– Интересно, кем бы еще я мог быть, говоря с вами по-немецки, – с достоинством заявил в ответ молодой человек. – К тому же, не в пример вам, я представился!

Пан Доманский не выдержал и прыснул со смеху.

– Он мне нравится, Зигмунт, – сказал он Острожскому и, обращаясь уже к Карлу, заметил: – Ее имя Эльжбета Радзивилл, если она вам так и не представилась, а этот молодой человек – ее брат, князь Кароль Радзивилл, литовский кузен князя Острожского. А сейчас мы просим извинить нас, но мы должны уйти. Нас ждут при дворце князя Земовита.

– Давайте возьмем барона с собой, – предложил Острожский. – Я уверен, княгиня Александра приглашала его на ужин вместе с послом, господином фон Остероде, но Карл, видимо, чувствовал себя не совсем уютно, лишенный общества друзей. К тому же, могу с полной ответственностью заявить, что я горд назвать барона своим другом.

Карл заметил, как молодые люди быстро переглянулись между собой, и холодное выражение лица Эльжбеты Радзивилл неожиданно смягчилось, ее глаза потеплели, и в них разлилось медовое золото нескрываемой, на сей раз, симпатии.

– Ну что ж, Корибут, – сказал Кароль Радзивилл, обращаясь к Острожскому и по привычке называя его родовым литовским именем, – твоей рекомендации мне достаточно.

И он протянул руку Карлу со словами:

– Рад познакомиться с вами, господин барон.

После этого, Эльжбета Радзивилл с мягкой извиняющей улыбкой тоже протянула Карлу свои тонкие, затянутые в черную замшу пальчики, и он благоговейно коснулся их губами.

За обедом в Большом зале княжеского замка в Плоцке Карл сидел рядом со своей прекрасной незнакомкой. Он говорил и говорил, не останавливаясь ни на минуту, потому что ее золотисто-янтарные глаза сияли ему навстречу, она внимательно слушала его, смотрела ему в лицо и была с ним удивительно тактична и мила. Когда Карл узнал, что она, как и ее брат, родилась и выросла в Литве, удивлению его не было предела. В его представлении, основанном на рассказах ветеранов из замка, повоевавших в свое время на просторах Литвы, это была дикая страна, населенная варварами в медвежьих шкурах.

– В волчьих шкурах! – смеясь, поправила его Эльжбета, когда он откровенно сказал ей об этом. – Один из предков Острожского, он ведь тоже родом из Литвы, не правда ли, Зигмунт? князь Воишелг, для устрашения германских рыцарей, подобных вам, господин барон, распорядился подбить свою одежду волчьей шкурой.

– Бьюсь об заклад, он сделал это из соображений практичности, – вступился за своего предка Острожский. – Я сам носил волчий кожух, когда жил в Литве, и могу со всей ответственностью сказать, что он прекрасно спасает от влаги.

– Вы носили волчий кожух?! – спросил шокированный Карл, во все глаза глядя на невозмутимого красавца польского князя, одетого по последней европейской моде.

– Помнится, мы одевали его на голое тело, – подлил масла в огонь Кароль Радзивилл. – И до сих пор одеваем, когда отправляемся на охоту. Корибут прав, это удивительно практичная вещь. Хотите, барон, я подарю вам один, я привез его для участия в королевской охоте здесь, в Мазовии.

– Нельзя быть таким самоотверженным, Кароль! – под смех остальных осадил Радзивилла Острожский. – Оставь свой кожух при себе. Не доводи барона до культурного шока.

– Культурный шок у него будет, когда он увидит в кожухе Эльжбету, – проворчал Радзивилл, подмигивая Острожскому. – Потому что моя сестра использует на охоте только свою волчью безрукавку и сыромятные литовские кожаные штаны.

– Это правда? – спросил Карл у Эльжбеты, в то время как его услужливое воображение мгновенно нарисовало ему красавицу-литвинку, облаченную в этот экзотический наряд, причем картина была такая яркая, что краска возбуждения прилила к его щекам.

– Ты еще забыл сказать, как хорошо я управляюсь с рогатиной, когда хожу на медведя! – с упреком сказала Эльжбета, посмотрев на брата.

Молодые люди за столом рассмеялись.

– Вы меня разыгрываете! – вскричал Карл.

Он взъерошил рукой тщательно уложенные пряди своей прически и тоже рассмеялся вместе со всеми.

Со своего места за столом за ним осуждающе, но с некоторой долей зависти, следил торунский комтур Иоганн фон Остероде, глава делегации магистра, сидевший в одиночестве и чувствовавший себя за княжеским столом христианским миссионером, вынужденным делить трапезу с язычниками. Это выражение было ясно написано на его лице. Княгиня Александра проследила за его взглядом, увидела веселую польско-литовско-немецкоязычную компанию, усмехнулась, поняв причину угрюмости тевтонского рыцаря, и немного погодя, воспользовавшись предлогом, устроила так, что в разговор за княжеским столом включились все из ее людей, свободно владеющие немецким, особенно, хорошо знакомый рыцарям князь Острожский. Посол Ордена заметно взбодрился, но все же, несмотря на явное желание придворных княгини, получивших строгие инструкции быть как можно вежливее с людьми магистра, речь его время от времени начинала дышать сдержанным ядом по отношению к его собеседникам, которым он вполне ощутимо старался выказать, насколько они необразованны и провинциальны.

Торунский комтур был несправедлив, и сам знал это. Двор мазовецкого князя Земовита IV и княгини Александры по праву считался одним из лучших среди соседних королевств Польши, Венгрии, Чехии и Литвы. Сам мазовецкий князь, богатый, могущественный и по тем временам весьма образованный человек, по праву своего рождения и политического авторитета двадцать лет назад претендовал на польский престол. Будучи по происхождению из древнего польского королевского рода Пястов, славившихся недюжинной физической силой, он в свои неполные шестьдесят лет все еще без усилий ломал пальцами подковы и выжимал, зажав в кулаке ветку березы, из нее сок. Высокий, с красивыми волнистыми каштановыми волосами, тронутыми сединой, и приятным славянским лицом, следующий в своей одежде своеобразному смешению стилей последней европейской моды и традиционной одежды предков, он казался живым олицетворением европейского государя, спокойного, мудрого, невозмутимого, как сфинкс, осторожного и велеречивого, подобного папским легатам.

Княгиня Александра была полной противоположностью своего супруга. Тоже высокая, как все литовские князья, темноволосая, темноглазая, со смуглым цветом кожи, она так и искрилась еле сдерживаемой энергией, которая, казалось, была готова выплеснуться наружу в любую секунду. Глаза ее, темные, выразительные, большие, как вишни, видели и замечали все, и очень немногие могли скрыть от проницательной плоцкой княгини то, что она хотела от них узнать. Она приехала ко двору мазовецкого князя тридцать лет назад одиннадцатилетней девчонкой из глухой провинциальной Литвы, хорошо умея стрелять из лука, объезжать норовистых лошадей и вести большое хозяйство, но совсем не зная европейского придворного этикета. За последующие тридцать лет княгиня Александра совершила невероятное – ее имя стали упоминать рядом с именем королевы Ядвиги, выросшей и получившей образование при блестящем дворе отца, венгерского короля Людовика Анжуйского. После смерти Ядвиги именно к ней перешла пальма первенства и звание самой изящной, образованной и культурной женщины западнославянского мира. Знание немецкого языка и явная симпатия плоцкой княгини ко всему европейскому, ее восприимчивость к кодексу куртуазности, введенному ею при дворе князя Земовита, способствовали тому, что магистр Тевтонского Ордена, оценив по достоинству такие качества княгини Александры, как податливость лести и ее влияние на своего нерешительного и вспыльчивого брата, польского короля, объявил ее лучшим и преданным другом Ордена. Княгиню довольно часто приглашали на рыцарские турниры и празднества в замок Мальборг, из подвалов которого, узнав о ее пристрастии к хорошему вину, сам великий магистр присылал ей каждый месяц лучшие и отборные вина Европы.